Отправлено: 02.02.20 22:24. Заголовок: «Киевский соблазн» как доступная для Москвы альтернатива «константинопольского соблазна

Не хочу и не буду спорить с известными авторами — например, Борисом Павловичем Кутузовым, главной мыслью коего, помимо, естественно, самой трагедии Раскола и порчи старых богослужебных книг, была тема «византийского соблазна». Безусловно, сам «византийский соблазн» на Москве имел место во времена и Алексея Михайловича, и Екатерины Второй, так называемой Великой, и Николая Второго. Негоже молодому автору было бы оспаривать исторические построения таких маститых историков, как, например, Зеньковский Сергей Александрович или Карташов Антон Владимирович. То же, пожалуй, скажу о Борисе Павловиче Кутузове. Но мне хотелось бы не столько попытаться предать ревизии его взгляды, сколько дополнить тему, обратить внимание на то, что не так близко и очевидно.

Киев. К «матери городов русских» тянулись долгие руки великого князя Юрия Долгорукого, святого великого князя Михаила Черниговского и, наконец, первого краля – царя русского Даниила Галицкого, хотя его Галичина, построенные им новые города Львов и Холм (Хелм) были тогда не в пример значительнее Киева, особенно после Батыева разорения. Киев в XIII в. становится небольшим по числу обывателей местечком, но само имя, полуразрушенные древние монастыри и храмы – святыни древности. Неслучайно московские по месту пребывания митрополиты, в их числе святители Петр, Алексий и Иона, носили титул «митрополит Киевский», и так на протяжении XIV-XVвеков. Даже те иерархи, которые в Литовском Великом княжестве имели должность управлять киевским духовенством и тоже носили титул «митрополит Киевский», постоянно пребывали в Новогрудке (современная Беларусь). Только к концу XV века они обосновываются в столице Великого княжества – городе Вильне, но имя…

Неслучайно великий князь Василий Третий, готовясь к очередной литовской войне, предполагал наступление по Днепру именно на Киев, а не на более экономически значимый Полоцк, и только неожиданная смерть накануне тех приготовлений, очевидно, помешала ему стать князем Киевским.

Безусловно, царь и великий князь Алексей Михайлович мечтал о Константинополе как столице мирового православия, но Киев был поближе, мягко говоря, - можно сказать, почти в руках. А потому в событиях раскола никак нельзя забывать про «киевский соблазн». К тому же сам Киев XVII века стал приобретать большее значение как реальный город, хотя по разным причинам, по сравнению с теми же Вильной, Полоцком, Львовом, Витебском и рядом других западнорусских городов, он отличался больше как исторический, духовный, но не экономический центр.

Теперь пару слов скажем и о самом нашем герое – царе и великом князе Алексее Михайловиче. В нашем представлении он был и остался вечно юным героем Досталя. В 46 лет умиравший, в том числе и от ожирения, умудрённый человеческим и политическим опытом больной мужчина был совсем не похож на 16-летнего субтильного юношу, поэтому-то «киевский соблазн» и сыграл в его судьбе, прежде всего политической и духовной, столь выдающуюся роль решительно и бесповоротно. И дело не только в том потоке – поляки сказали бы «потопе» - южнорусского, украинского происхождения духовных лиц, заполнивших при нем Москву, об этом писали уже многие другие авторы. Но почему именно Киев? Ответить на сей вопрос нетрудно, хотя бы поверхностно взглянув на события середины того бунташного века.

Киев – потому, что ещё с 1648 года на Украине шла освободительная война запорожских казаков и основной части местного населения с ляхами – поляками. Дело было не только в многочисленных святых мощах и других святынях, в воспоминаниях о великокняжеском столе, богатырях, витязях и героях, в «преданьях старины глубокой», но и в том, что местное население, исповедовавшее восточную веру – православие, встало за отеческий закон и за самое своё существование. (Степан Чарнецкий, национальный польский герой, похвалялся, что не оставит в живых на свете ни одного «русина» (то есть украинца и беларуса)). Надо было «протянуть руку помощи», о чём запорожцы не раз и просили московского царя. Он довольно-таки долго не решался, но протянул ее в 1653-54 годах.

Тут необходимо будет сказать хоть пару слов о вожде казачьего освободительного движения, гетмане Богдане Зиновии (крещёное имя) Хмельницком - великом, а быть может, и гениальном полководце XVII века, весьма незаурядном и неоднозначном политическом деятеле той эпохи (недаром же ему впоследствии похвальное письмо направил сам Кромвель!). Бывши одним из любимых миньонов (в хорошем смысле мальчиков-пажей, какие были, например, у французского короля Генриха Третьего Валуа и закололи кинжалами его политического противника – герцога Гиза) коронного гетмана Жолкевского, он был отдан им в иезуитскую коллегию Львова, где и учился в 1609-15 годах. Михаил Хмельницкий, отец Зиновия Богдана, был любимым сотником коронного гетмана, у которого была своего рода гвардия, свои гусарские казачьи сотни. Жолкевский, наряду с Радзивиллами, Сапегами, Корецкими, Потоцкими, Сангушками, Лядоховскими, Вишневецкими и другими, был одним из крупнейших польских магнатов. Князь Вишневецкий Дмитрий ещё в XVI веке дал начало Запорожской сечи. Его потомок, воевода русский, князь Иеремия Вишневецкий, альтер-эго Зиновия Богдана, ненавидел русинов едва ли не больше поляка Степана Чернецкого. (Его отца, православного магната, соискателя молдавского господарства-воеводства, по преданию, отравил православный поп.) Многие православные шляхтичи ко времени возмужания Зиновия Богдана уже распрощались с отеческой верой (были, конечно же, исключения вроде Потёмкина). И тут явился Зиновий Богдан - с одной стороны, казак, с другой – бывший миньон магната гетмана Жалкевского, бывший комбатант (с королевичем Владиславом они махались саблями с москалями ещё в 1618 году) и старый его, уже короля, Владислава товарищ. Его, Зиновия Богдана, отношения с Еленой Чаплинской – настоящий криминальный водевиль. Предательство и шпионаж. Два года жизни и войны во Франции, битва при Дюнкерке – это был настоящий герой эпохи барокко.

В отличие от князя Иеремии, у Хмельницкого не было происхождения от Гедимина, но он блистал своими военными, дипломатическими и политическими талантами, а также великолепной латынью. Но, в отличие от многих прочих удачливых русинов, Зиновий Богдан Хмельницкий всегда позиционировался православным.

Духовная культура русско-украинского барокко – отдельная тема, которой можно посвятить целый текст, но мы ограничимся констатацией того факта, что московская вера уже сильно отличалась от веры митрополита Петра Могилы и ещё более отличается теперь. Конечно, XVII век явил в землях Польско-Литовского государства таких героев веры, как преподобноисповедник, смолянин Спиридон Потёмкин, преподобномученик Афанасий Брестский, преподобный Иов Почаевский, преподобный Иоанн Вышенский и других, но в целом это была уже не одна вера, что так ясно выявили события раскола. Царь, одно время претендовавший на польский стол (не великокняжеский литовский, а именно польский королевский), готов был заплатить высокую цену за соседнее государство. Фактически он её и заплатил отказом от старомосковской веры. Малоросская вера со временем стала господствующей во всей гигантской империи. За царствование Елизаветы (1742-1761) 78 архиереев получили назначения на епископские кафедры, 61 архиерей из этих новоназначенцев (78 процентов) был малороссиянином.i Из русских наверняка были и выпускники Киево-Могилянской академии, вообще сыгравшей чёрную роль в церковной драме русской истории. Не хватает гневных слов, чтобы описать деятельность этих сатановских, славянецких и туптал...

Но можно тогда задать вопрос: а что, лучше бы было, если бы Россия не пошла на помощь восставшему народу, бросила на произвол судьбы, допустила бы дальнейший геноцид, явно проводившийся Чарнецкими, Вишневецкими и иже с ними? Нет. Но как русские войска завоевали в 1654-55 годах Смоленск, Полоцк, Вильну, Гомель, так они могли действовать и на Украине, при этом уважая автономию гетмана Хмельницкого. Вместо этого – неожиданная война со Швецией, инициатором коей, как известно, был Никон, мир с почти поверженной Польшей (все три столицы были заняты неприятелем, Вильна – русскими, Варшава и Краков – шведами) и тем самым спасение совсем было павшей Польши, недовольство переменой политики Хмельницкого и его старшины. Кстати, Рига каким-то чудом, несмотря ни на что, так и не была взята московитами, что указывало на ошибочное направление русской политики, так сказать, свыше. Военная неудача Алексея Михайловича, сам он был при войске, была знаковой, ибо в падении Риги никто, не исключая шведов, не сомневался. Если бы вместо инфантильных домогательств польской короны и похода на Ригу Алексей Михайлович просто протянул длань к древнему Киеву и многострадальному западнорусинскому народу, а не встал бы на путь политических метаний, впрочем, излюбленных, все пошло бы иначе! Он спас в разгар потопа Польшу, но смог ли он спасти, восстановить Киевскую Русь, стал ли он Киевским не только лишь по названию, но и по содержанию, как, например, Владимир Мономах? Боюсь, что нет.

Когда умирал в 1657 году Богдан Зиновий, его цели были достигнуты не во всём, и далеко не все цели были достигнуты Тишайшим царём бунташного века – Алексеем Михайловичем, тяжело умиравшим в 1676 году в возрасте 46 лет. О том, что он недоволен иными своими деяниями, говорило хотя бы его распоряжение о снятии осады Соловецкого монастыря (умирающий монарх не знал о том, что он уже пал). Ещё до смерти было заключено последнее для той многолетней войны перемирие с Польшей. Поляки взяли после длительной осады даже Вильну. Киев и Смоленск, правда, остались за Москвой.

Алексей Михайлович не достиг Константинополя и даже Риги – так хотя бы получил Киев. В отличие от византийской химеры, Киев как бы дался Тишайшему, но, в отличие от Смоленска и Вильны, в сей жизни златоверхий Киев видеть было ему не дано...

https://credo.press/228928/