В.Боченков. Что такое старообрядчество и как нам его изучать? Когда заходит речь о первой части вопроса, вынесенного в заголовок, нередко пользуются достаточно точным определением доктора философских наук М.О. Шахова:
«Убежденность в том, что старообрядцы не ушли из Православной Церкви, а остались в ней, составляет одну из принципиальных аксиом старообрядческого мировоззрения», – подчеркивает он в книге «Старообрядческое мировоззрение» (1). «Старообрядчество – общее, довольно широкое название русского православного духовенства и мирян, отказавшихся принять реформу, предпринятую в XVII веке патриархом Никоном, и стремящихся сохранить церковные установления и традиции древней Русской Православной Церкви» (2).
Сущность старообрядчества (староверия) определить трудно; оно «не заключается в обрядоверии, – приводил И.А. Кириллов в своей «Правде старой веры» высказывание публициста В.Г. Сенатова. – В его основе лежит несравненно более глубокая и более человеческая мысль. Это – требование возвратиться к тем… началам жизни, на которых строилась русская Церковь во времена глубокой древности». «Старообрядчество, – далее развивает Кириллов эту мысль, – это образ жизни человека в соответствии с церковными требованиями жизни “по-Божьи”, и как таковая она не может быть по своей сущности определена какой-либо логической формулой, как неопределимо и само понятие церковности» (3). Словом, изучение истории старообрядчества – прежде всего изучение старообрядческой мысли, и здесь я хочу сразу же поправить себя: не старообрядческой, а вернее – православной мысли, православной идеи и ее путей, изучение не «старообрядчества», а православия и православной Церкви в особый период, начавшийся после трагических реформ патриарха Никона. Мы, к сожалению, все еще вынуждены пользоваться неудачным и размытым термином «старообрядчество», который объединяет и массу заблуждений, и подлинную Церковь, в которой только и возможно спасение. Именно так: вопрос о старообрядчестве – это вопрос о Церкви, учрежденной Христом, о ее существовании на земле или отсутствии.
Важный методологический подход к изучению старообрядчества, на мой взгляд, обозначен был в «Письмах о расколе» (1862 год) П.И. Мельниковым-Печерским. В первой статье (первом письме) автор дал короткий очерк, что могут сообщить историку архивные дела правительственных учреждений, какая информация в них содержится, он говорит о важности и необходимости изучения старообрядческих книжных памятников, рукописей, называет наиболее значимые труды современных ему исследователей: А.П. Щапов, Г.В. Есипов, В.И. Ламанский, В.И. Кельсиев, С.В. Максимов и другие.
Но книги и архивы – еще далеко не все.
Хочу привести одно высказывание писателя, заменив слово «раскол» на «старообрядчество», надеясь, что это послужит к чести цитируемого автора. Упоминаемое здесь редкое слово «колиб», вышедшее из употребления, можно понимать как место, где ты родился, родина, место проживание. Колиб – иначе колыбель.
Итак.
«Не в одних книгах надо изучать старообрядчество. Кроме изучения его в книгах и архивах, необходимо стать с ним лицом к лицу, пожить в старообрядческих монастырях, в скитах, колибах, в заимках, в кельях, в лесах и т. п., изучить его в живых проявлениях, в преданиях и поверьях, не переданных бумаге, но свято сохраняемых целым рядом поколений; изучить обычаи старообрядцев, в которых немало своеобразного и отличного от обычаев прочих русских простолюдинов; узнать воззрение старообрядцев различных толков на мир духовный и мир житейский, на внутреннее устройство их общин и т. п.» (4).
Этого-то самого «живого проявления», о котором говорит П.И. Мельников, мы зачастую не наблюдаем во многих современных исследованиях и монографиях. Ученый пишет о старообрядчестве, избегая прямого контакта со старообрядцами, довольствуясь лишь архивными документами, субъективными публикациями в противостарообрядческих изданиях XIX века, где многое продиктовано полемическими задачами и попросту намеренно искажено (а это надо уметь интерпретировать, уметь понимать, уметь прочесть), словом – умозрительной кабинетной работой. Термин «раскольник» в отношении к старообрядцам тут не редкость. Сущность старообрядчества (староверия), старообрядческого мировосприятия, его «мир духовный мир житейский» – теряется, опускается, игнорируется и не становится предметом изучения.
Безусловно, чтобы изучать старообрядчество, надо освоить и понимать его систему ценностей, определяющих его миропонимание. Отсюда возникает необходимость в изучении и осмыслении историософии старообрядчества. То же, что сказал П.И. Мельников, спустя несколько десятилетий более коротко повторил И.А. Кириллов: «Только из нутра старообрядчества можно определить его отношение к жизни и через это – его сущность» (5).
Беда не только в том, что этот сущностный аспект игнорируется. Изучение старообрядчества стало изучением старообрядческой книжности (археография), иконописи, изучением этнографических аспектов: одежда, народные обычаи старообрядческих субэтносов (липоване, семейские), особенностей говоров, костюма, обрядовых тонкостей (свадьба, похороны и т. д.). Это все, безусловно, важно и ценно. Но слишком многое остается за бортом.
«Чтобы решать вопрос о сущности старообрядчества, мало ограничится начальным моментом внешних событий, вызвавших разделение, для этого необходимо посмотреть на жизнь обеих частей, и тогда уже можно решить, где истинная Церковь, – продолжает И.А. Кириллов. – Не там, религиозная истина и церковная правда, где много академий, семинарий, где горы монографий, где много народа, где пышные условия быта высшего духовенства, а там, где горит огонь веры, где дела свидетельствуют о христианском отношении к жизни. Если бы старообрядчество ушло из Церкви, оно бы объявило какую-либо особую догму, свое особое, новое учение, доныне неведомое, и это дало бы право говорить о “возникновении” старообрядчества; примеров такому положению вещей немало в истории западноевропейских вероисповеданий» (6). «Поэтому в наше время для определения сущности Православия (илистарообрядчества) необходимо будет определить сущность противоположного ему движения – никонианства» (7).
Старообрядческая история должна изучаться в параллели с историей никонианства. Собственно говоря, почему мы избегаем этого определения? Политкорректность? А при чем она в науке? Но если современную РПЦ со всеми ее разделениями определять как никонианство, никонианский раскол, то очевидно, глубинное изучение русского православия требует введения и закрепления в научном обороте этих «неполиткорректных» определений.
Мы беремся изучать старообрядчество как нечто целое и будто бы единое (и тому способствует этот не совсем удачный термин), в то время как это далеко не так. Эта конференция, например, проходит на Рогожском поселке – духовном центре только одного старообрядческого согласия. Попробуйте изменить в названии нашей конференции одно слово: «Русская Православная Старообрядческая Церковь: история, культура, современность» вместо «Старообрядчество…» – получается совсем иной формат научного форума, с иным, более конкретизированным подходом к отбору докладов. Почему бы не попробовать?
Если кто-нибудь когда-нибудь решится написать историю Русской Православной Старообрядческой Церкви, он столкнется с вопросом, как называть ее применительно к прошлому, позапрошлому веку? Необходимо оговорить еще одно определение, закрепленное известным словарем «Старообрядчество: лица, символы» (1996 г.). Оно звучит так: «Древлеправославная Церковь Христова (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию) – полное название общества старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии, также носивших бытовое название – Белокриницкое согласие. В России название существовало с сер. 19 в. по 1988 г., когда на Освященном Соборе на Рогожском кладбище было установлено новое наименование Церкви – Русская Православная Старообрядческая Церковь» (8). Но дело в том, что и в архивных источниках, и в церковной периодике ХХ в., как до-, так и послереволюционной, название «Древлеправославная Церковь Христова» если и упоминается, то достаточно редко, если не сказать – крайне редко, и бытует равноправно с другими названиями. Так, известное Окружное послание, подготовленное И.Г. Кабановым и подписанное несколькими российскими епископами в 1862 г., имеет важное продолжение в своем названии: «Окружное послание единыя, святыя, соборныя, апостольския древлеправославнокафолическия церкве». Полное название другого классического труда И.Г. Кабанова: «Кратчайшее начертание истории Ветковския церкви, вкупе же и краткое изложение догматов и преданий, чинов же, и обрядов, и обычаев древлеправославно-кафолическаго исповедания единыя святыя соборныя, апостольския древлегрекороссийския Церкви…» Или сочинение Семена Семеновича, ныне хранящееся в РГБ: «Краткая история о существовании священства в християнской (староверческой) Церкви, содержащей древлеправославныя Греко-российския Церкви веру». Во второй половине 1940-х Московская архиепископия (Рогожское кладбище) подготовила и передала в Совет по делам религиозных культов «Устав христианской русско-старообрядческой церкви Белокриницкой иерархии». В церковных календарях, вышедших в свет до 1988 г., тоже никакой «Древлеправославной Церкви Христовой» нет. Такого названия не существовало.
Отсюда видно, что старообрядцы затрудняются определить точно название своей Церкви, обозначая самые существенные ее определения, а их много, поэтому такие разные варианты, а официальная регистрация Церкви как особого юридического лица, религиозной организации и т. п. не требовалась и не требуется (и вообще сама по себе странна), как следствие – «официальность» всякого названия Церкви очень условна. Чаще всего и в переписке, в документах Московской старообрядческой архиепископии, в названиях старообрядческих сочинений (мы говорим о «Белокриницком согласии») встречается короткое: Церковь Христова (без «Древлеправославная»). Коротко и ясно. Прилагательное «Древлеправославная» появляется на короткий период в заголовках официальных соборных постановлений 1920-х гг., которые и закрепляют это название, быть может невольно, в качестве «официального», и затем теряется. С учетом вышесказанного, нам кажется определение «Церковь Христова» применительно к старообрядцам Белокриницкой иерархии вполне оправданным, и оно должно быть закреплено и в научном обороте, оно не выдумано, но взято «из нутра», из той среды, в которой всегда хранилось и бытовало наряду с другими, более пространным и потому неудобными определениями, прозвучавшими выше.
Попробуем выделить несколько актуальных, на наш взгляд, направлений изучения Церкви Христовой (РПСЦ) послераскольного периода (XIX–XXI вв.):
1. История противостарообрядческого миссионерства. В какой-то мере здесь будет воплощен тот принцип параллельного изучения, о котором писал И.А. Кириллов. В сборнике «Проблемы изучения истории Русской православной церкви и современная деятельность музеев» в 2005 г. был опубликован доклад В.А. Федорова «Основные проблемы изучения истории Русской православной церкви на современном этапе» (9). Вопрос исследования миссионерской деятельности указанной конфессии вынесен в отдельный пункт. Но речь идет о постановке миссионерского дела среди нехристианских народов России на Севере, Приуралье, Сибири и Дальнем Востоке, мусульманских ее регионах, а также в соседних и других странах (Корея, Китай, Япония, Ближний Восток). О миссионерской деятельности среди старообрядцев и нестарообрядцев (штундистов, молокан и т. д.) нет ни слова (как будто нет и проблемы), да и о самом старообрядчестве как таковом не говорится вовсе.
Хотя по миссионерской деятельности применительно к старообрядцам написано несколько диссертационных работ (10), она требует более глубинного изучения, как и деятельность отдельных миссионеров: Н.И. Субботина, игумена павла (Леднева), протоиерея Ксенофонта Крючкова и др. менее известных, включая противостарообрядческое миссионерство на местах (епархиального уровня). В этой связи встает другой вопрос, об изучении деятельности старообрядческих братств, старообрядческих епархиальных начетчиков, писателей, апологетов, чьей целью было именно противостояние никонианскому миссионерству, да и не только ему, самой полемике внутри старообрядчества. А список имен здесь достаточно широк: епископы Арсений (Швецов) Уральский и Оренбургский, Иннокентий (Усов) Нижегородский и Костромской, М.И. Бриллиантов, С.И. Быстров, Л.В. Быстров, Д.С. Варакин, священник Феодор Гусляков, М.П. Давыдов, И.С. Жмаев, А.В. Зайцев, А.М. Запьянцев, В.Т. Зеленков, Н.Д. Зенин, И.Г. Кабанов, В.М. Карлович, И.А. Кириллов, Ф.Е. Мельников, В.И. Механиков, А.А. Надеждин, инок Павел (Великодворский), К.А. Перетрухин, И.К. Перетрухин, Л.Ф. Пичугин, В.П. Рябушинский, Семен Семенов (Семен Семенович), священник Алексей Старков, А.Д. Токманцев, М.П. Требухов, В.Г. Усов, И.В. Хромов, А.В. Шурашов, В.З. Яксанов и др.
Отдельно стоит вопрос об изучении наследия отечественных историков и публицистов, в трудах которых старообрядческий вопрос занимал немалое, если не центральное место. Здесь также получится достаточно большой список имен, от П.И. Мельникова-Печерского, И.С. Аксакова и В.И. Кельсиева до А.С. Пругавина, С.П. Мельгунова, М.Д. Бонч-Бруевича, В.Г. Сенатова и далее.
Вопрос этот тесно связан, конечно, с необходимостью переизданий сочинений православных апологетов и писателей, но прежде – с библиографией по старообрядчеству как таковому в его целом.
2. Библиография старообрядчества вообще, и в частности библиография по старообрядчеству Румынии (липоване), а также эмигрантская печать и старообрядчество. Указатель «Старообрядчество: история и культура», подготовленный в 2011 году издательством «Пашков дом», является, конечно, заметной подвижкой в этом направлении, но и он неполон. К примеру, доклады, представленные на конференциях «Старообрядчество: история, культура, современность», там не расписаны, указаны лишь сборники тезисов. Отсутствует библиография старообрядчества, отражающая эту тематику на страницах дореволюционных общероссийских и региональных газет. Актуальным вопросом остается создание указателя (а более желательно – аннотированного указателя) статей старообрядческой периодики, начиная с самых первых журналов и газет «Старообрядец», «Древняя Русь», «Старообрядческий вестник», «Слово правды» (румынские издания Ф.Е. Мельникова в 1890-х гг. и газета 1907 г.), «Голос старообрядца», «Церковь», «Слово Церкви», «Щит веры», «Златоструй» и др. с расшифровкой псевдонимов, атрибуцией авторства, указанием источников первой публикации при перепечатке. Актуален вопрос текущей библиографии по современному старообрядчеству, вопрос о старообрядчестве в современной российской (и не только) периодике, в том числе региональных, краевых, областных, городских газет и журналов, а также собственно старообрядческих изданий последних десятилетий, невзирая на их зачастую дилетантский уровень.
3. История советского периода, а в частности репрессии 1920–1940-х годов и более позднего времени. С 2005 года Митрополией Московской и всея Руси РПСЦ издается сборник «Во время оно…», в котором публикуются документы по истории Церкви в первую очередь за годы советской власти. В 2013 году был выпущен сборник статей «Пути русской Голгофы», посвященный трагическим страницам репрессивной государственной политики указанных лет. Однако этими изданиями тема далеко не исчерпывается.
4. История старообрядческих разделений, других упований и церквей, в частности достаточно противоречивые и практически неизученные события, связанные с присоединением к старообрядцам, не приемлющим Белокриницкой иерархии, обновленческого архиепископа Николы (Позднева) в 1923 г., и последовавшие за этим события. Объективной биографии этого церковного деятеля до сих пор не существует. Нет объективной картины, нет обобщающих исследований (в том числе источниковедческих) истории этой старообрядческой ветви по более позднему времени. Можно сказать, что Русская Древлеправославная церковь, как ныне называет себя это старообрядческое согласие, собственной истории не имеет.
5. Требует особого изучения старообрядческая благотворительность как особый культурный феномен, жизнь и деятельность меценатов, известных промышленников, их вклад как в становление отдельных общин Церкви Христовой и других старообрядческих упований, так и в развитие России вообще, в благосостояние отдельных сел, городов в частности. В статье «Купечество московское» старообрядческий публицист, один из крупнейших специалистов по истории русской иконописи Владимир Рябушинский, вспоминал слова старшего брата Павла Павловича, который, перефразируя французское «noblesse oblige» (знатность обязывает), наставлял: «richesse oblige» (богатство обязывает). Не только стремление к личному спасению воплотилось в старообрядчестве, но вместе с тем – и устроение здесь, на земле, «жизни по-Божьи»: с достатком, с благами земными, равенством, правом молиться.
Со временем в старообрядчестве сложилась особая хозяйственная этика. Среди основных ее черт выделяют «мирскую аскезу», когда к труду, к работе требуется такое же отношение, как к исполнению религиозных обрядов, отказ от роскоши (к ней относилась в значительной степени и чувственная, зрелищная культура: чем театр – лучше книга, и меценатская помощь театральному искусству скорее исключение), трудолюбие, бережливость с отказом от необдуманных трат и расточительства, взаимодоверие, дух общины, наконец, социальное служение. «Конечно, громадное большинство людей, которые жили по этому обязательству, – отмечал В.П. Рябушинский, – в формулы свои ощущения не укладывали, да и не хотели укладывать, но знали и нутром чувствовали, что не о хлебе одном жив будет человек». Он приводит старообрядческий стих об Иоанне Предотече, в котором поется о дарах, посланных Богом человеку: первый – крест и молитва, второй – любовь и милостыня, третий – ночное моление, четвертый – «читальная книга».
С первым ясно. «Храмоздатель и русский хозяйственный мужик и купец – это почти синонимы». Храмовые комплексы Рогожского и Преображенского кладбищ в Москве, Громовского в Петербурге – выстроены на пожертвования старообрядческого купечества, поддерживались поколениями благотворителей, известных и неизвестных. Если «гражданским» памятником свободе остается статуя женщины с факелом над головой в Нью-Йорке, то христианский памятник – высотная колокольня на Рогожском кладбище, возведенная в 1913 году на пожертвования в ознаменование указа Николая II, даровавшего старообрядцам вероисповедные права. Дару любви и милостыни служили богадельни, больницы, столовые для неимущих, «ночлежки». Третий и четвертый дары: ночное моление и книга. Молитве служит и сопутствует икона, не случайно старообрядцы собирали их. Но не чурались они и светского искусства. Крупнейшим коллекционером живописи был Михаил Павлович Рябушинский. В его собрании находились картины В.М. Васнецова «Снегурочка», М.А. Врубеля «Демон», Б.М. Кустодиева «Японская кукла», Э. Дега «Певица из кафе-концерта» и многие другие. К 1909 г. в его коллекции насчитывалось около ста полотен стоимостью примерно в 150 тысяч рублей. В 1917-м он передал их Третьяковской галерее, часть из них и ныне находится там же, часть – в Государственном Русском музее, Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Киевском музее русского искусства и других. Владельцем одной из лучших коллекций икон в Москве, собирателем живописи был также другой представитель этой старообрядческой фамилии – Степан Павлович Рябушинский. Его коллекция разошлась по разным музейным фондам, лучшие образцы – в Третьяковской галерее. На другие примеры просто нет времени и места.
До 800 книжных памятников XV–XIX веков находилось в собрании московского купца-старообрядца Ивана Никитича Царского. В Отделе рукописей Государственного исторического музея (Москва) хранится книжное собрание коллекционера-«книжника» А.И. Хлудова. В Российской государственной библиотеке – собрание Тихона Федоровича Большакова, дополненное после смерти его сыном Сергеем Тихоновичем. Посетителями частной галереи Козьмы Терентьевича Солдатенкова были Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, И.С. Аксаков, чью издательскую деятельность он поддерживал и деньгами (финансовую помощь в издании аксаковской газеты «Москва» оказывал также старообрядец Тимофей Саввич Морозов). К.Т. Солдатенковым были изданы «Народные русские сказки» А.Н. Афанасьева, сочинения В.Г. Белинского, И.З. Сурикова, И.С. Никитина, Н.А. Некрасова, А.А. Фета и многих других классиков, в том числе зарубежных. Согласно завещанию, из капиталов Кузьмы Терентьевича после его смерти выделялись средства на строительство в Москве больницы для бедных, независимо от их звания и вероисповедания. Сейчас она носит название Городской клинической больницы им. С. П. Боткина. Традицию собирания книг в ХХ веке, уже при советской власти, продолжал председатель Московской Преображенской старообрядческой общины Михаил Иванович Чуванов, ныне его собрание также передано в Российскую Государственную библиотеку. И это опять же далеко не все имена.
Но было еще одно, пятое направление благотворительной деятельности, которое В.П. Рябушинский не отметил. Не говорит об этом даре и старообрядческий стих, приведенный им. Имею в виду пожертвования на борьбу с захватчиками России во время войн – от Отечественной 1812 года до Отечественной 1941–1945 гг., открытие лазаретов, наконец, личное участие в ратном делании. Поэтому:
6. Старообрядцы и их участие в разных войнах, которые вели Россия и Советский Союз, – особая тема, требующая пристального изучения, связанная с другой темой, если говорить о немецко-фашистской агрессии – жизнь и деятельность старообрядчества на оккупированных территориях.
7. Отдельный вопрос связан с изучением жизни прихода, организацией приходской жизни, монастырей и скитов, старообрядческих деятелей на местах – безвестных подвижников, благодаря которым развивалась и устраивалась приходская жизнь, изучение крестьянского старообрядческого быта, если речь идет о приходе сельском, и городского, если о городском. Но если говорить о старообрядческих согласиях по отдельности, то для каждого из них возникает нерешенный пока вопрос исторической периодизации. Взять РПСЦ: 1) дораскольный период (изучен); 2) середина XVII, церковные реформы, отпадение от Церкви значительной части русского народа в никонианский раскол, жизнь Церкви в условиях гонения без епископства; 3) восстановление полноты церковной иерархии в 1846 г., учреждение Московской архиепископии в 1863-м, новый этап в приходской жизни с появлением собственного священства; 4) объявление религиозной свободы в 1905-м; 5) конец религиозной свободы после 1917 г.; 6) новое изменение государственной политики в отношении церкви со второй половины 1980-х гг., учреждение Московской митрополии в 1988-м, последующие коренные изменения в церковно-приходской жизни. Данная периодизация схематична, условна, намеченные здесь исторические вехи могут разделяться на более мелкие подпериоды, отражая другие существенно важные события (здесь, например, раздор между сторонниками Московской архиепископии и противоокружниками с возникновением параллельной церковной иерархии совершенно не учтен).
8. Сегодня особенно назрела необходимость создания энциклопедического словаря, посвященного старообрядчеству. Отдельные статьи из «Православной энциклопедии» отражают только наиболее известные явления, наиболее значимые имена. Речь может идти о создании словарей по отдельным темам, например: а) старообрядческие благотворители, б) начетчики, полемисты и писатели, в) старообрядческие архиереи. В альманахе «Во время оно…», начиная с пятого номера, публикуется биобиблиографический словарь, посвященный епископам РПСЦ, заставшим или жившим в советские годы, до распада СССР (1917–1991), в седьмом выпуске, который находится пока в печати, он будет завершен. Но много ли исследователей прибегают к этому и другим старообрядческим изданиям последних лет?
Разумеется, если этнография и археография – дисциплины, безусловно, нужные и важные – будут в «старообрядчествоведении» основными, то другие пласты истории и культуры старообрядчества разрабатывать будет непросто. В этой связи, нисколько не умаляя значение работ и заслуг ученых-нестарообрядцев, хотелось бы перефразировать известное выражение: дело изучения старообрядчества – дело рук самого старообрядчества. Старообрядческая Церковь перестает быть объектом изучения, ей надлежит возвратить себе, обрести статус и роль «себя-самого-познающего субъекта». Церковь, ее история – не мертвый этнографический материал. Но раз так, то это напрямую связано с вопросом становления, развития, деятельности, объединения собственно старообрядческой интеллигенции, которая, хотя ее и мало, сегодня все-таки есть
несколько опорных точек из статьи мне запомнившихся:
цитата:
Сущность старообрядчества (староверия) определить трудно; оно «не заключается в обрядоверии, ............В его основе лежит несравненно более глубокая и более человеческая мысль. Это – требование возвратиться к тем… началам жизни, на которых строилась русская Церковь во времена глубокой древности.....
Старообрядчество, ......... это образ жизни человека в соответствии с церковными требованиями жизни “по-Божьи”, и как таковая она не может быть по своей сущности определена какой-либо логической формулой, как неопределимо и само понятие церковности»
Не в одних книгах надо изучать старообрядчество. Кроме изучения его в книгах и архивах, необходимо стать с ним лицом к лицу, пожить в старообрядческих монастырях, в скитах, колибах, в заимках, в кельях, в лесах и т. п., изучить его в живых проявлениях, в преданиях и поверьях, не переданных бумаге, но свято сохраняемых целым рядом поколений; изучить обычаи старообрядцев, в которых немало своеобразного и отличного от обычаев прочих русских простолюдинов; узнать воззрение старообрядцев различных толков на мир духовный и мир житейский, на внутреннее устройство их общин и т. п.»
Если бы старообрядчество ушло из Церкви, оно бы объявило какую-либо особую догму, свое особое, новое учение, доныне неведомое, и это дало бы право говорить о “возникновении” старообрядчества; примеров такому положению вещей немало в истории западноевропейских вероисповеданий» (6). «Поэтому в наше время для определения сущности Православия (илистарообрядчества) необходимо будет определить сущность противоположного ему движения – никонианства»
Если кто-нибудь когда-нибудь решится написать историю Русской Православной Старообрядческой Церкви, он столкнется с вопросом, как называть ее применительно к прошлому, позапрошлому веку?
Среди основных ее черт выделяют «мирскую аскезу», когда к труду, к работе требуется такое же отношение, как к исполнению религиозных обрядов, отказ от роскоши (к ней относилась в значительной степени и чувственная, зрелищная культура: чем театр – лучше книга, и меценатская помощь театральному искусству скорее исключение), трудолюбие, бережливость с отказом от необдуманных трат и расточительства, взаимодоверие, дух общины, наконец, социальное служение. «Конечно, громадное большинство людей, которые жили по этому обязательству, – отмечал В.П. Рябушинский, – в формулы свои ощущения не укладывали, да и не хотели укладывать, но знали и нутром чувствовали, что не о хлебе одном жив будет человек»
.................................................................................................................................................... [quote]Но не чурались они и светского искусства. Крупнейшим коллекционером живописи был Михаил Павлович Рябушинский. В его собрании находились картины В.М. Васнецова «Снегурочка», М.А. Врубеля «Демон», Б.М. Кустодиева «Японская кукла», Э. Дега «Певица из кафе-концерта» и многие другие./quote] .......................................................................................................................................................
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 28
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума